— Коллег, тоже работавших на КГБ, Вы знаете?
— Да, безусловно.
— Это популярные актёры?
— И не только актёры. Но я никогда не назову их фамилии. © из интервью
КГБ не раскрывал имена своих агентов. Откуда Михаил Козаков мог знать их? Существуют неподтверждённые мифы о сотрудничестве с Комитетом Государственной безопасности многих известных личностей, но походит это, скорее, на «утку».
Те же, кто отказался от сотрудничества, гордо заявляли об этом на каждом углу, начиная со времён «перестройки и гласности».
А вот прославленный актёр и режиссёр описал свою работу с комитетчиками в одной из своих автобиографических книг и рассказывал о сотрудничестве в многочисленных интервью.
Почему же Козаков не стеснялся этого, ведь тогда было принято радоваться падению «кровавого» режима, устремляясь помыслами в счастливое светлое будущее?
Спойлер: иллюзии у большинства развеялись довольно быстро, в 1990-е многим пришлось не жить, а выживать.
Михаил Михайлович ещё легко отделался, но как человек эмоциональный страшно переживал свою невостребованность, намыкавшись в Израиле, а потом и вернувшись на Родину.
Козаков объяснял свою откровенность просто: «Не мог больше носить в себе!» Он увлёкся писательством, что спасало его в Израиле, и с тех пор выплёскивал на бумагу все подробности своей личной жизни и жизни театральной/киношной среды.
Но эта среда, в которой в советское время гуляли диссидентские настроения, не ополчилась на МихМиха. Почему? А потому что, по его словам, актёр никогда не стучал на коллег, а задания получал совсем иного рода.
— Благами меня не осыпали и денег не платили, но намёк был: «Будешь посвободнее, чем другие». Это тоже сработало… Для меня тяжкий крест был — с этим жить, я думал: «Как же так? Ты хочешь считать себя порядочным человеком, а сам…», — вздыхал Козаков.
Соблазнение прекрасной журналистки (или шпионки) по заданию КГБ: «Я влюбился, и это меня спасло»
В 1957 году Козакова завербовали для борьбы с иностранными разведками, пообещав, что не потребуют от него слежки за советскими людьми. Это произошло перед фестивалем молодежи и студентов в Москве.
Через год первым его заданием стало соблазнение американской журналистки Колетт Шварценбах. Надо было очаровать её, закрутить роман, а дальше ждать указаний от куратора. Козакову выделялись деньги под отчёт на посещение ресторанов и прочее.
У Михаила была очень бурная личная жизнь. Видимо, поэтому его, обладавшего довольно утончённой внешностью, элегантностью (хореографическое училище всё-таки в юности) и хорошими манерами, отправили покорять Шварценбах, по утверждению Козакова, настоящую красавицу.
Но комитетчики не учли влюбчивости актёра, искренне влюблявшегося во всех своих жён и мимолётных подруг.
Михаил фактически никогда не был одинок — ушла одна, тут же штурмовал другую. Не получалось — Казанова увлекался следующей! Так что задание актёр провалил, влюбившись в прекрасную Колетт.
— Я влюбился, и это меня спасло: во всём ей признался, — рассказывал в интервью Козаков. — Открылся ей, кто я, что делаю в Сочи, и решил, что на этом всё, поскольку не выполнил то, чего от меня ждали. Было страшно, что со мной сделают за провал задания?
С ним, естественно, ничего не сделали, а впечатлительный актёр даже написал сценарий по мотивам своего «приключения», назвав его «Мне Брамса сыграют».
О любвеобильности актёра ходили легенды
Валентин Гафт, в своё время увлекавшийся ядовитыми эпиграммами, не пропустил и известного ловеласа Козакова, написав:
Неполноценность Мишу гложет,
Он хочет то, чего не может,
И только после грамм двухсот
Он полноценный идиот.
Все знают Мишу Козакова —
Всегда отца, всегда вдовца.
Начала много в нем мужского,
Но нет мужского в нем конца.
Все гадали, пошлый или не очень смысл вкладывал Гафт в концовку с концом. Сам Козаков находил, что он многое не доводил до конца в жизни, вот, мол, Валентин и высказался в этом ключе.
Хотя можно предположить и бесконечность любвеобильности и мужского начала в артисте, обожавшем женщин.
А какие задания удалось выполнить незадачливому агенту?
Потом кгб-шники назначали встречи, прося рассказать, что было на каком-нибудь приёме в посольстве: про посла и его окружение.
Диссидентское состояние ума самого Козакова их не интересовало, ему делали замечания лишь за невоздержанность с выпивкой и неуёмную болтовню.
Более или менее существенное задание Михаила — наблюдение за первым секретарем американского американского посольства Робертом Армстронгом, с кем актёры познакомились во время приёма в посольстве.
Козаков писал, что приходил к нему домой не единожды с «молодыми тогда товарищами из художественной интеллигенции» (может быть, поэтому Михаил считал, что знает тех, кто тоже работал на КГБ).
Секретарь был молодым приятным человеком и с удовольствием выпивал с творческими людьми.
Какие-то, видимо, важные для КГБ сведения Михаил передавал, сам же он рассказал лишь, что … украл у Роберта книгу!
Это был «Альманах IV» — «Воздушные пути» на русском языке, изданный в Нью-Йорке в 1955 году, где — в том числе — были опубликованы стихи Иосифа Бродского, которые Козаков с удовольствием декламировал, и стенограмма ленинградского процесса.
Кстати, КГБ регулярно проводил неформальные встречи с актёрами. Козаков вспоминал в мемуарах, как они вместе пили и беседовали.
Вся «головка» театра «Современник» во главе с Олегом Николаевичем Ефремовым была приглашена в особняк КГБ на улице Чехова.
Сначала мы сыграли концерт в зале на 100–150 мест, где сидели сотрудники московского КГБ (некоторые лица показались нам всем откуда-то знакомыми), а затем были приглашены в красивую комнату, где стоял шикарно накрытый стол.
Когда мы поели и выпили водки (а также коньяка), сидевший во главе стола большой чин начал с нами беседовать о театре, культуре и литературе. Находясь под влиянием винных паров, ободрённые дружеским тоном беседы, мы искренне рассказали о себе всё.
Иногда за столом возникали даже споры о том или ином журнале, писателе или его произведении.
Мы хвалили Солженицына, «Новый мир», В. Аксёнова, В. Некрасова и им подобных. Ругали: А. Софронова, В. Кожевникова, Н. Грибачева и подобных им.
Из беседы нам всем (Ефремову, Волчек, Евстигнееву, Щербакову, Табакову и другим товарищам) стало ясно, что подобные откровенные и дружеские встречи с московскими театрами уже были и ещё будут проведены товарищами из КГБ Москвы.
А вот просить писателя Виктора Некрасова вернуться в СССР Михаил не стал, так как это было нарушение уговора со стороны КГБ — не работать с советскими людьми.
— Во всех разговорах со мной за время моего многолетнего с ними сотрудничества (с 56-го по 88-й год) никто никогда на меня голос не повышал, ничем не грозил, денег мне не платил, званий и квартир не давал, — писал актёр в мемуарах.
— Напротив, были вежливы, предупредительны, просьбами почти не обременяли, всегда выпускали за границу, а дважды и мою бывшую жену (фамилию не называю), за которую я, как член их организации, дважды поручился. Один раз зря.
Она, поехав в 88-м году в Америку по приглашению нашего товарища, господина Роберта Де Ниро, осталась там навсегда, бросив и родину, и поручителя. Но даже после этого вопиющего случая КГБ ничего мне не сделал.
Козаков воспользовался связями с КГБ, когда его сын собирался в армию, и был страх, что он попадёт в Афганистан. Комитетчики пошли навстречу артисту, Кирилл служил в Театре Советской армии. А Колетт Шварценбах однажды нашёл НТВ и снял о ней фильм.
— Она старуха (на два года старше меня), да и я теперь старик, — сентиментально вспоминал о просмотре фильма Михаил. — Когда её стали расспрашивать о тех событиях, говорила она очень деликатно.
Я смотрел, смотрел на неё и… расплакался, а потом снял трубку и произнес: «Колетт, я был дико в тебя влюблён и люблю по сей день».
К тому, что Людмила Гурченко отказалась работать на КГБ (а предложение ей сделали в том же 1957 году перед фестивалем), и её надолго выкинули из профессии, Козаков относился скептически.
— Думаю, Людмила Марковна несколько преувеличивает. Она (а я Люсю люблю, уважаю!) говорит: «Долгие годы я не снималась в кино». Посмотрел ее послужной список: по-моему, не было ни одного года без роли в том или ином фильме.
Другое дело, что не попадалось таких блестящих, как в «Карнавальной ночи». Наверное, нежелание выполнять задания органов отразилось на ее актёрской судьбе, но, вообще-то, не совсем это так…
Актриса сетовала на то, что её чуть ли не погубили из-за «левых» концертов, оплата за которые шла мимо кассы прямо в карман артиста в конвертике. Мол, не одна же я так делала!
Однако именно Гурченко пропесочили в газете, а в то время это был грандиозный скандал. Но, может быть, её просто выбрали для показательного осуждения? Ну а Людмила Марковна строила свои теории, обижаясь на «расправу»: «почему именно я?!»
— Хотя лично мне и самому хотелось бы увидеть папку с моим делом как тайного сотрудника ЧК – КГБ, я просто по-человечески рад, что дело не дошло до взятия Бастилии, и консерватория имени Феликса Дзержинского тогда уцелела, — заканчивал свои воспоминания о работе на КГБ Михаил Козаков.
— Если дойдёт, то беспристрастный потомок разберётся и вынесет свой приговор, сверив содержимое моей папки с тем, что я написал в этом доносе на самого себя. Михаил (фамилию и кличку не называю).