Она прошла огонь, воду и медные трубы, но и там не сгорела, и тут не утонула. И в том случае не зазналась, не стала считать себя пупом вселенной.
Она любила Отчизну самозабвенно, и отнюдь не только странною любовью, однако нетерпимо относилась к её властям. И те отвечали ей тем же…
А местом рождения славной дочери великих еврейских и армянских народов стала Туркменская область Туркестанской АССР, которая, подумайте только, входила в состав РСФСР.
В общем, белое солнце пустыни жарило родителей девочки, которая сперва звалась Лусик, Руфь Боннэр и Левона Кочаряна, так нещадно, что сведений о последнем у нас кот наплакал.
Хотя её отчим, Геворк Алиханян, принимавший на пару с женой самое непосредственное участие в воспитании ребенка, оставил довольно отчётливый след в истории.
Ибо он не токмо феерил в райкомах Москвы и Питера, но и мастерски рулил компартией Армении.
Руфь же вступила в большевицкую партию в трагический год ухода в мир теней гражданина Ленина, и, видит Бог, женщина была верна сакральному делу построения социализма в отдельно взятой стране.
Покамест вконец попутавшие берега чекисты, знать, бившие своих, дабы чужие боялись, не поставили Геворка к стенке.
Бедную женщину же отправили в жуткие тюремные застенки как члена семьи врага народа, своеобразного иноагента той кошмарной поры, к счастью, заставив её корячиться лишь на исправработах. Хотя и они здоровье у людей уносили махом.
Хлебнувших вдостоль горюшка девушку и её маленького братика забрала к себе обитавшая в Ленинграде бабуля. И поначалу в тамошней школе, с точки зрения адептов царящей в обществе идеологии, наша героиня показывала себя с самой лучшей стороны.
Получая «пятерки» и «четверки» по гуманитарным дисциплинам и вступив в небезызвестный союз молодых недокоммунистов, простите за выражение.
Однако, когда юная особа не пожелала сделать вид, что мать и отчима она знать не знает, и заявить, что ничего общего с ними иметь она не хочет, из Комсомола её выкинули будто сс…ый матрас за дверь.
И дабы нести в дом хоть какую-то трудовую копейку, Лусик, ставшей Еленой по имени героини романа Тургенева «Накануне», ничего не оставалось, как мыть полы в подъездах.
Уйдя же со школьного двора, Боннэр направляет стопы на филфак местного пединститута, чему, знать, была весьма рада её тётка Анна Гдальевна, в деле описания и систематизации книг буквально собаку съевшая.
Хотя в то же время и на кафедре медицины по некоторым вопросам студентку поднатаскали довольно прилично.
Что, к слову, позже пригодилось Лене в суровое лихолетье Великой Отечественной при её самом непосредственнном участии в выполнении ответственной миссии по эвакуации пострадавших в горниле войны из блокадного Ленинграда на так сказать, большую землю.
Увы и ах, осколок сброшенной с фашистского самолёта бомбы вызвал у Боннэр существенные телесные повреждения, в связи с чем она была вынуждена по меньшей мере тройку месяцев провести в госпитальных стенах.
Однако, оклемавшись, отважная защитница Отечества, забыв о прежних нанесенных государством обидах, теперь просится уже непосредственно на фронт. И попадает туда, став сестрой милосердия на неком эшелоне, перевозившем раненых и контуженных.
Получение самоотверженно сражавшейся за жизни солдат и офицеров девушкой лейтенантских звёздочек не заставляет себя ждать. И дойдя с войсками и своим поездом до Австрии, демобилизуется она с должности замначальника некой медбригалы на излете августа 1945-го.
Правда, мало того, что корочками филфака она так и не обзавелась, Боннэр дали инвалидность, правда, понятия не имею, какой группы. Но и то хотя бы какая-то копейка в трудные моменты её выручала.
А потом, теперь она твердо решила посвятить жизнь сакральной медицине, где во все времена благородство и бескорыстие были в чести.
Девушка получает соответствующую специальность в мединституте, работает и участковым терапевтом, и педиатром, после чего заведует учебной частью в неком столичном училище, выпускавшем в большую жизнь младший медперсонал.
Однако, филологические таланты она также проявляет сполна, пописывая статейки для толстых литературных журналов, работая над сценариями для радиопередач, трудясь в качестве редактора в одном медицинском издательстве и подбирая материалы для альманахов и книг, посвященных видным деятелям культуры нашей страны.
Пражская весна, когда в Чехословацкую ССР по просьбе её законных руководителей на совершенно оправданных основаниях был введен ограниченный воинский контингент, состоявший из представителей и страны Советов, и государств Варшавского Договора, перепахал душу любезной Елены Георгиевны вдоль и поперек.
Она посчитала, что наглое и бесцеремонное вмешательство во внутренние дела суверенного государства, чьим союзником оно не являлось бы, категорически неприемлемо.
А ведь, между прочим, и гражданин Путин недавно осудил наше участие и в тех событиях, и в Венгерских, 1956-го. Меж тем, Василич—чекист. Причем отнюдь не рядовой. Ему как никому другому известно, что если бы не наши танки на улицах Праги, Чехословакию мы тогда потеряли как нечего делать.
И стоило раз слабину дать, там бы пошло-поехало. Мы начали бы лишаться союзников одного за другим. За ЧССР последовали бы Польская и Венгерская Народные Республики, ГДР, Румыния, где Чаушеску всю дорогу был себе на уме, и т.д.
Как бы то ни было, возмутившись увиденным донельзя, вступившая за несколько лет до того в КПСС Боннэр бросает партбилет на стол. И с тех пор становится если не лютейшим врагом советской власти, то по крайней мере ощутимой костью в горле для неё.
Яки львица Елена бросается на защиту всякого толка антисоветчиков с явно выраженным сионистским душком, мутных инакомыслящих и подозрительных отщепенцев, которые в ту пору активизировались как в ночное время тараканы на кухне с выключенным на ней светом.
Несмотря на то, что доблестные и бравые служители КГБ вкалывали не покладая рук, с помощью ручных судов ударяя по этим подонкам и негодяям и высылкой за пределы СССР, и приличными сроками, и карательной психиатрией.
И вот в одном из областных центров Нечерноземья, где судили неких диссидентов, ливших воду на мельницу наших идеологических противников из стран НАТО, и куда слетелось все антисоветское отребье, пересекаются пути Елены Георгиевны и небезызвестного Андрея Сахарова.
Который тогда в силу некоторых обстоятельств тоже начал проявлять довольно заметное недовольство советской властью.
В общем, рыбачка рыбака увидела издалека, и, наверное, подумала, мол, какой лакомый кусок идёт в мои руки. Если такого окрутить и подчинить, тебя на Западе не токмо озолотят, но и при жизни памятников наставят.
В 1972-м Елена женит на себе любимой ученого мужа, первую супругу которого за три года до того забрала в могилу подлая онкология, и начинает мало-помалу не мытьём, так катаньем втягивать благоверного в тот, по словам Сергея Капицы политический бизнес.
Который в конце концов превратил его, как считает Александр Дугин, во врага СССР и помощника США в геополитической конфронтации.
Сам один из создателей первой советской водородной бомбы позже в своём дневнике писал: «Люся подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр».
Понятное дело, что благоверная Люся (имя образованное от Лусик), нашептывала спутнику жизни на ухо отнюдь не новые слова в науке и технологиях, а делала акцент на методах и способах подтачивания социалистического строя родной страны, пусть последняя и была к её семье довольно жестока.
Но ведь законы классовой борьбы никто не отменял, не правда ли? С помощью мужа Боннэр пересылает за бугор записки сына некого Самуила Герзона, Эдуарда Кузнецова, распространителя самиздатской литературы и агитатора-антисоветчика.
Обратите внимание, данный гражданин, кстати, доныне обитающий в Израиле, был женат на Сильве Залмансон, и супруги чуть было не устроили силовой захват авиалайнера с целью перелета на Запад.
И вот таким криминальным деятелям взялись помогать Боннэр с Сахаровым. Стыд и позор просто. А попросту гадких врагов советского социалистического строя, среди которых милых евреев было процентов 80, если не больше.
В год легендарного полета «Союз-Аполлон», то бишь, 1975-й вездесущая Боннэр оказывается в Осло, дабы получить за «невыездного» супруга Нобелевскую премию мира.
Которую ему присудили, знаете за что? В основном за «мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства».
Короче говоря, он не принимал ни под каким соусом реабилитацию нашего дорогого вождя и учителя товарища Сталина, выступал в поддержку Израиля в Арабо-израильском конфликте.
Скорешился с евреями, которым отказывали в выезде на землю обетованную, передавал свои злопыхательские пасквили на Радио Свобода (признанное ныне иноагентом).
Нашёл общий язык с Солженицыным, поливавшим грязью страну Советов на чем свет стоит, пригвоздил к позорному столбу «оккупантов, вторгшихся в Чехословакию», стал одним из членов-основателей мерзкого Московского Комитета правозащитников ну и т.д и т.п.
Посмотрите, действительно, миротворец от Бога, хотя против присутствия кровавой американской военщины во Вьетнаме Сахаров, вроде бы, не особо возражал.
Но возвращаюсь к Боннэр, которая наряду с рядом других мутных субъектов в мае 1976-го поставила подпись под учредительным документом Московской Хельсинкской группы.
И подобно женам декабристов верная Боннэр отправляется за Сахаровым скрашивать его существование в небольшой двухкомнатной квартирке, расположенной на первом этаже одного из домов на проспекте Гагарина, с милицейским постом прямо напротив входной двери.
В связи с чем обитатели квартирки вставили специально ключ в скважину, не вынимая его никогда, дабы показать, что они прекрасно осведомлены о негласных обысках, и чтобы не ремонтировать замок бесконечно.
Благо, у Елены Георгиевны оставалась свобода перемещений, и женщина являлась своеобразным связующим звеном между мужем и внешним миром.
А вот когда Боннэр за распространение ложных, клеветнических измышлений, порочащих советское государство, дали пять лет ссылки, она уже не могла покидать Горький, и теперь лишь редкий гость мог рассказать супругам о происходившем в стране и в мире.
Хотя, естественно, телевизора у них никто не изымал. Но по ящику промывали тогда мозги похлеще, чем нынче, что вы не знаете, что ли.
Меж тем, в декабре 1986-го в квартире ссыльных неожиданно устанавливают телефон, и на следующий день им звонит сам Горбачев, сообщив о разрешении обоим возвратиться в столицу.
Зверюга в юбке и ставленница империализма, как охарактеризовал нашу героиню секретарь ЦК КПСС Михаил Зимянин, с новыми силами начинает феерить на поприще общественной деятельности, на пару с благоверным положив начало работе таких весьма подозрительных организаций, как «Мемориал» и «Московская трибуна».
На протяжении нескольких лет Боннэр украшала своим присутствием комиссию по правам человека при гражданине Ельцине, покинув её по причине категорического несогласия с вводом правительственных войск в Чечню для наведения там конституционного порядка.
А в 2006-м престарелая женщина и подавно слиняла в Штаты, которые тогда ещё были нашим партнёром, хотя и весьма своеобразным. Елена Георгиевна обосновалась в довольно криминальном Бостоне по соседству с кровинушками.
Что касается подробностей личной жизни Елены Георгиевны, то вряд ли они кому интересны, кроме особо любопытствующих.
Поэтому скажу вкратце, что первым её мужем стал некий Иван Семенов, чья маскировочная фамилия вполне может скрывать и еврея, но не суть важно.
Главное, что данный гражданин, неплохо ориентировавшийся в судебной медицине, стал отцом пары детей Боннэр, Тани и Алексея, с большими приключениями оказавшихся на излете 1970-х в стране дяди Сэма.
Дело в том, что из-за выкрутас матери их выперли из ВУЗов, не брали никуда на работу, когда же все-таки ребятам дали добро на эмиграцию, невесту сына, Лизу Алексееву, к нему не пускали.
В связи с чем Сахаровы, куковавшие в городе знаменитой нижегородской ярмарки, даже объявили голодовку.
А вообще, по поводу совместной жизни Елены Георгиевны с академиком можно сказать одно—жили не тужили, всех в Союзе осуждали, всем там досаждали, и от Запада этой парочке было одно почтение. Ну а вы как думали, англосаксы таких «правдолюбов» готовы просто на руках носить.
Как раньше, так и сейчас. Боннер, которую унес в могилу сердечный приступ, совсем немного не дотянула до благословенного порога 90-летия.